Есть вопросы? Свяжитесь со мной
Просьба по возможности писать вопросы в комментариях к статье. Личный вопрос требует подробного описания ситуации, иначе будет оставлен без ответа.

Покер лжецов

Книга Майкла Льюиса имеет небольшой объем в 150 страниц в pdf-формате. В бумажном виде, вероятно, больше. Она рассказывает о работе автора в 80-е годы в одном из крупнейших инвестиционных банков мира Salomon Brothers, о нравах в этой корпорации, о своих заработках и результатах своих клиентов. Полагаю, найдется немного книг, где конфликт интересов – брокер зарабатывает на комиссионных вне зависимости от дохода своего клиента – описан с такой грубой и обезоруживающей откровенностью.

Хотя Уолл-стрит традиционно и во многом справедливо ассоциируется с акциями, в “Покере лжецов” речь идет исключительно об облигациях. Тут есть две причины. Первая в том, что в мае 1975 года американские брокеры потеряли монополию на фиксированные комиссионные, что чрезвычайно обострило конкуренцию между ними на рынке акций. Инвестор мог купить акции IBM у Salomon, а мог через несколько десятков других посредников. Однако с облигациями дело обстояло иначе – крупнейшие инвестиционные банки имели по некоторым выпускам почти монопольное положение и могли диктовать свои условия. Вторая причина связана с изменением американской финансовой политики в 1979 году, в результате которой стали возможны быстрые и резкие изменения процентных ставок. Так что рынок облигаций, зависящий от этих ставок, из тихой гавани превратился в финансовое казино.

В результате доход отдела продавцов акций был гораздо ниже, чем в отделе облигаций. Настолько, что новички, обучающиеся на курсах Salomon Brothers, боялись приглашения из отдела акций почти как чумы. Автор увлекательно описывает организованные отделом акций прогулки на яхте под луной, когда директор отдела, взяв тебя нежно за плечи, начинал рассказывать о достоинстве акций и цитировать английских поэтов. К тому же десятилетие 70-х было самым плохим для акций с момента Великой депрессии – рынок временами сильно падал, а двузначная инфляция отдельных годов требовала значительного подъема котировок, чтобы хотя бы сохранить покупательную способность инвестиций. Однако Salomon Brothers никогда не держала активы долго – здесь все мыслили категориями краткосрочной прибыли.

Будучи посредником и крупнейшим инвестиционным банком, получать прибыль не так уж трудно. Например, сначала брокер сплавляет пакет облигаций в пенсионный фонд Х, которой убеждают в том, что эти облигации дешевы. Это первые комиссионные брокера, причем он теперь знает, каким объемом владеет пенсионный фонд. Далее находится другой инвестор, которого также убеждают в том, что облигации, которые имеет пенсионный фонд Х, недооценены. Инвестор покупает облигации у пенсионного фонда по более высокой цене. В результате брокер вторично получает комиссию и довольный пенсионный фонд, быстро получивший прибыль.

Основные события книги касаются облигаций двух видов – ипотечных, появившихся только в начале 80-х годов, и мусорных, получивших в это время максимальную раскрутку. Направление ипотечных облигаций волею случая возглавил как раз Salomon Brothers и несколько лет получал с них громадную прибыль. А вот мусорные облигации банк проспал и позволил обойти себя конкурентам – так что со второй половины 80-х годов начал утрачивать лидирующие позиции на рынке.

 

Главной Salomon в 80-е годы являлся Джон Гутфренд (весьма часто и колоритно упоминаемый в книге, умер в 2016 году в возрасте 86 лет). В 1991 году Гутфренд признал, что нарушил правила Министерства финансов США о проведении аукционов, размещая заказы на ценные бумаги от имени клиентов без их согласия. На фоне скандала он был вынужден подать в отставку. После его ухода Salomon Brothers временно возглавил Уоррен Баффет, который через Berkshire Hathaway владел 12% банка. В 1998 году Salomon Brothers приобрела компания Travelers Group Inc. В настоящее время Salomon входит в структуру Citigroup Inc.

 

О книге в целом. Слог очень живой, даже слишком – порой можно встретить выражения, вполне подходящие под 18+. Автор старается пояснять сложные специальные термины доступным языком, и иногда ему это удается. Но тем не менее книга включает в себя множество незнакомой среднему читателю специфики, отношений, финансовых взаимосвязей и пр. Особенно первая ее половина. При чтении я ловил себя на том, что книга могла бы вызвать восторг (минимум одобрение) у посещавших подготовительные курсы Salomon примерно в то же время, что и автор – или уже работавших в компании в начале 80-х годов. Но для постороннего читателя, особенно без опыта крупной торговли, донести весь колорит атмосферы все-таки трудновато.

Понимать рынок – это понимать слабости людей. Думаю, что для инвестора этот принцип так же важен, как и для посредника. Автор вполне берет на себя ответственность за даваемые им советы, но в то же время верно отмечает, что ″покупатель должен быть бдительным″ (caveat emptor). Всегда помните о конфликте интересов – брокер или управляющий возможно не хотят вас разорить, однако убыток от их советов и действий придется на вас, а не на них. При спекуляциях чей-то выигрыш является чьим-то убытком, так что всем угодить нельзя. Логика и математика говорит, что прочих равных условиях более выгодное для инвестора предложение будет содержать минимальные комиссионные. Чтобы передать атмосферу книги, напоследок приведу несколько цитат из нее:

 

Есть волшебный миг, когда один человек уже фактически выпустил сокровище из рук, а другой, которому оно должно достаться, еще не взял его в свои собственные. Бдительный и проворный юрист [читай – торговец облигациями] сумеет завладеть этим мигом; долю волшебной микросекунды он подержит сокровище в своих руках, и крошечная его частичка перейдет к нему.

 

Я вел себя крайне осмотрительно. Нужно было соблюдать миллион разных правил, а я не знал ни одного. На этаже толпились, роились маклеры, продавцы и менеджеры, и сначала я даже не мог их различить. Основные признаки я, конечно, знал. Продавцы разговаривают с инвесторами, маклеры намечают цены, а менеджеры курят сигары. Но этим все мои познания исчерпывались. Большинство людей одновременно говорили по двум телефонам. При этом они внимательно разглядывали маленький зеленоватый экран компьютера, заполненный рядами чисел. Они кричали в один телефон, потом в другой, потом кому-то через проход, потом опять в телефоны, затем тыкали пальцем в экран и вопили: «Мать твою!»

 

Через громкоговоритель, известный как матюгальник, человек с 41-го этажа с воплями и гиканьем подгонял продавцов 40-го активнее продавать облигации. Однажды я проходил по этому этажу, как раз когда фирма пыталась разместить облигации сети аптек Revco (позднее обанкротившейся, поскольку не смогла погасить именно этот выпуск облигаций). Из динамика гремел голос: «Ну же, ребятки, правда никому не нужна. Мы здесь другим торгуем!»

 

Поскольку 41-й этаж служил вместилищем самых честолюбивых людей фирмы, а путь к прибыли и славе был свободен от каких-либо правил и ограничений, обитатели этого этажа, включая самых кровожадных, имели неизменно затравленный вид. Там правила бал простая идея, что сколь угодно разнузданное стремление к личной выгоде – это здорово. Пожирай других, или сам будешь сожран.

 

Опционы и фьючерсы, на которых мы специализировались, были привлекательны своей ликвидностью и фантастической прибыльностью. Это были инструменты азартнейшей игры на рынке облигаций, что-то вроде суперфишек в казино, которые стоят три доллара, но позволяют играть на тысячу. Но ни в каких казино не бывает суперфишек; в мире азартных игр нет ничего подобного опционам и фьючерсам, потому что в настоящем казино такой коэффициент дохода сочли бы бесстыдной наглостью.

 

Многие из наших английских и французских спекулянтов – увы! – честно верили, что из графиков можно вычитать тайны рынка. Видимо, они вели происхождение от друидских жрецов и прорицателей. Они бы пользовались графиками, даже если бы остальной мир об этом и не думал. Для них эти графики и диаграммы были как блюдечко для спиритов. Они им что-то рассказывали.

Должен теперь признаться, что я почти не смущался при столкновениях с этими проявлениями белой магии. Как объяснил мой проводник по джунглям, главное, чтобы клиенты делали свои ставки через меня. А их логика меня волновать не должна. И даже наоборот. Всего через несколько дней после выхода на работу мне пришлось выслушивать такого рода монологи инвесторов: «Вчера вечером я разглядывал скользящую десятидневную среднюю и обнаружил, что это точь-в-точь перевернутый хвост утки и фазан. Сыграем-ка по-крупному». От меня здесь требовалось только проорать в трубку что-либо одобрительное: «Ну конечно! Важно не опоздать!»

 

Из нужды в эвфемизмах для описания того, что мы делали с деньгами этих людей, мы называли нашу работу арбитражем, что было чистой неправдой. Арбитраж – это значит торговать без риска, наверняка. Наши инвесторы рисковали, и очень сильно. Хотя моя работа предполагала ответственность, я, давая советы первым моим клиентам, был девственно невежественен и податлив. Я был подобен фармацевту-любителю, который предписывает опасные лекарства, не имея права на это. Пострадавшими, разумеется, были мои клиенты.

 

Голос маклера, подсунувшего мне облигации AT & Т, звучно прогремел откуда-то сверху: «Майкл Льюис только что продал наших AT & Т на три миллиона. Прекрасная сделка, большое спасибо тебе, Майкл!»

Я вспыхнул от гордости. Вспыхнул от гордости, вы ж понимаете. Но что-то у меня не укладывалось в сознании. Что означает наши AT & Т?  Я не предполагал, что облигации AT & Т лежали на счетах фирмы. Я думал, что любезный маклер раздобыл их у каких-то болванов в других фирмах. Но если облигации были наши, значит…

Дэш, не отрываясь, смотрел на меня в полном недоумении.

– Ты продал эти облигации? – спросил он. – Зачем?

– Потому что маклер сказал, что это очень выгодная сделка,- холодея, ответил я.

– Не-е-е-ет, – Деш закрыл лицо ладонями, как от сильной боли. Но было видно, что он улыбается. Нет, смеется. – О чем еще обещал тебе рассказать этот маклер? Он несколько месяцев не мог избавиться от них. Они зависли. Он смертельно хотел их спихнуть. Не рассказывай ему, что я тебе говорил, но теперь тебя затрахают.

 

Так хотите знать, как я себя чувствовал? Я бы должен был испытывать чувство вины, но не оно господствовало в моем истерзанном мозгу. Я чувствовал облегчение. Наконец-то я ему (клиенту) все сказал. Теперь он выл и стонал. А что еще он мог делать? Только выть и стонать. В этот миг я и понял, в чем прелесть положения посредника. Клиент пострадал. А я – нет. Он не мог меня убить. Он не мог со мной даже судиться. И мне не грозило потерять работу. Напротив, я стал маленьким героем моей фирмы – ведь я помог кому-то положить в карман 60 тысяч долларов, проигранных моим клиентом.

 

В эти первые несколько месяцев меня преследовало ощущение, что я настоящий шарлатан. Мои клиенты продолжали взлетать на воздух. Я не знал буквально ничего. Я никогда не управлял деньгами. Я никогда по-настоящему не зарабатывал денег. Даже среди моих знакомых не было никого, кто бы в своей жизни сделал хоть какие-нибудь деньги, если не считать нескольких получивших наследство.

При этом я держался как серьезный финансовый эксперт. Я давал советы, как поступать с миллионами долларов, тогда как моя крупнейшая финансовая операция заключалась в том, что однажды я перерасходовал 325 долларов со своего счета в банке Chase Manhattan. Единственное, что спасало меня в эти первые месяцы работы, – это то, что люди, с которыми я ежедневно встречался и разговаривал, знали о финансах еще меньше меня.

 

Когда рынки приходят в движение, никто, как правило, не знает, что за этим стоит. Тот, кто в состоянии придумать связное объяснение, может прилично зарабатывать в качестве брокера. Изобретать причины, распускать правдоподобные слухи – это была работа для таких, как я. И просто поразительно, чему все верили! Всегда наготове была старая версия, что продает кто-то со Среднего Востока. Никто ведь никогда не знал, что там и почему делают арабы со своими деньгами, так что в любую историю про арабов верили беспрекословно. Так что, когда не знаешь, почему падает доллар, рассказывай что-нибудь про таинственных арабов.

 

Немедленно выяснилось, что двести восемьдесят пять –  это число различных инвестиционных банкиров, с которыми он имел дело в предыдущий год. Если весь эпизод был разыгран, чтобы меня потрясти, что ж, у них получилось. Я с замиранием признался, что и не знал, что в мире столько инвестиционных банкиров. «Их не столько, – возразил он. Их намного больше. И они все одинаковы».

 

Однажды мой француз, к этому времени уже ставший владельцем облигаций Olympia & York на сумму 86 миллионов долларов (позднее ему удалось сбагрить их с небольшой прибылью, но он так и не простил мне, что я втянул его в этот кошмар), пришел ко мне на ланч и критически провел ладонью по резной дубовой балюстраде лестницы. Затем он внимательно осмотрел красно-кремовые обои, похожие на мех какого-то гигантского зверя. «Полагаю, за все это заплатили мы, а?» – спросил он.

 

Всякий раз, как мне удавалось сбагрить облигации в портфель какого-нибудь инвестора, он начинал являться мне, обычно в виде безнадежно обосранного клиента вроде моего германского Германа, который каждое утро звонил мне, чтобы задать горестный вопрос: «Майкл, у тебя нет еще какой-нибудь хорошей идеи?» Я плохо спал по ночам, и мне мнилось, что по всей Европе облапошенные мною инвесторы протыкают окрещенную моим именем куклу отравленными булавками.

 

Я был очень дружен с отцом. Каждый вечер, еще весь потный после игры в бейсбол на лужайке перед домом, я плюхался в кресло рядом с ним, и мы разговаривали. Он объяснял мне, почему то-то и то-то верно, а другое – ошибка. И одно почти всегда было верным: что люди, заработавшие большие деньги, являются достойными профессионалами. Когда он узнал, что его сын в возрасте 27 лет, отработав всего два года, получает уже 225 тысяч косых, его вера в деньги пошатнулась. Он только недавно оправился от шока.

Я – нет. Когда вы, подобно мне, сидите в центре того, что было, пожалуй, самой абсурдной денежной игрой за всю историю мира, и зарабатываете вне какой-либо связи с вашей полезностью для общества (мне-то хотелось бы думать, что я получал только то, что заслуживал, но это было не так) и когда вокруг вас сотни столь же не заслуживающих этого людей загребают деньжищи быстрее, чем их можно сосчитать, что делается с вашей верой в справедливость доходов?  Что ж, каждый воспринимает это по-своему. У некоторых вместе с растущим богатством ощущение разумности мира только укрепляется. Они принимают эти шальные деньги как серьезное доказательство того, что они достойные граждане своей республики.

Поделись с друзьями!

Подписка на статьи



Поиск финансирования для бизнеса на Мойкредит Поиск финансирования для бизнеса на Мойкредит
 
Optimized with PageSpeed Ninja