Джейсон Цвейг: я не знаю и мне все равно

Недавно у меня поинтересовались относительно моей прошлой статьи, поэтому я помещу её и сюда. Изначально она была написана в 2001 году, и пиши я её сегодня, я бы подкорректировал некоторые моменты… но основная часть статьи всё еще актуальна. Принятие факта того, что вы чего-то не знаете и даже не можете знать относительно своего будущего, должно нести характер психологического освобождения, и никак не разочарования.

Факт незнания чего-либо не должен обременять. Наличие беспокойства из-за невозможности предугадать своё финансовое состояние на будущее может свидетельствовать о том, что вы не принимаете своё незнание, а ваша инвестиционная деятельность превратится в погоню за мечтой, которую не достичь. Таким образом, ключевым словом среди семи заветных “я не знаю – и мне всё равно” является союз “и”.

Но одно дело сказать, совсем другое – принять. По одному из определений медвежий рынок это период, определяющий участников рынка, которым всё равно по-настоящему и тех, кто только имитирует данное отношение. Люди, считавшие, что им безразлично происходящее на рынке, позже с удивлением обнаруживали, что врали сами себе. И такие люди очень редко выживают на рынке медведей.

Атараксия (в переводе с греческого “невозмутимость”) – базовое понятие философов-стоиков. Скорее всего, оно является основополагающим качеством, которое должны развивать обычные инвесторы. Если вам присущи незаурядные аналитические способности, с помощью которых вы можете генерировать исключительно полезную информацию относительно инвестиций, то в таком случае вам непременно нужно знать всё и беспокоиться в случае незнания. Однако типичным инвесторам, коих намного больше, полезнее отказаться от подобного стремления.

Вера в индексацию пришла ко мне не сразу. В бытность репортера-новичка в сфере бизнеса журнала Time в середине восьмидесятых, у меня возник интерес к фондам, выбирающим активы по секторальному принципу. Первым из таких фондов, который я приобрел, стал Fidelity Select American Gold. Уже спустя пару месяцев я расстался с ним, испытывая гордость от быстрых 10% прибыли (не учитывая налоги). Но в 1987 году проданный мною фонд подорожал на 40,5%. Ой… похоже, что я рановато закрыл позицию.

После я перешел к покупке Twentieth Century Select Investors. Находясь под впечатлением от его громогласных результатов – фонд обгонял индекс S&P 500 на протяжении девяти лет из десяти с 78 по 87 годы – я ежемесячно вкладывал по пятьдесят долларов многие годы. Взносы в фонд не прекращались и после того, как в 1992 году я устроился в Forbes в качестве обозревателя взаимных фондов. К моменту, когда я продал все свои активы фонда пару лет спустя, после уплаты всех полагающихся налогов я чуть ли не вышел в убыток. Где я мог ошибиться? Нужно больше времени уделять домашней работе.

Прочитанные мною научные исследования уверенно демонстрировали превосходство акций небольших компаний над акциями компаний побольше, акций стоимости над акциями роста, и компаний, практикующих активную дивидендную политику, над компаниями, которые не выплачивают дивиденды своим акционерам.

Исходя из вышесказанного, Royce Equity-Income Fund представлялся своего рода Святым Граалем: фонд приобретал акции компаний с маленькой капитализацией, низким фактором стоимости и достаточно высокими дивидендными выплатами, а управлением фонда занимался суровый Чак Ройс. Поэтому я и приобрел его. Однако в конечном счете ничего хорошего из этого не вышло, поскольку стоимость активов фонда снижалась стремительным образом до момента его закрытия Ройсом в 1997 году.

Наибольший удручающий эффект на меня оказывал тот факт, что те знаменитые люди, занимавшие должности управляющих в различных фондах и с которыми я сталкивался на заре девяностых, имели общую черту перевоплощаться из ярчайших звезд  в черные дыры: Род Линафелтер, Роджер Энгеманн, Хейко Тим, Ричард Фонтейн, Джон Кавеске, Джон Хартвелл. С течением времени я осознал, что если ты превозносишь и почитаешь их, то уже через год они будут казаться тебе ничтожествами.

Тогда я проводил своё время в аналитических исследованиях, касающихся фондов. Извлеченные мною выводы просто потрясали: учитывая большие затраты на аналитические исследования рынка и проводимые фондами операции на бирже, шансы фонда по прошествии времени перегнать в росте индекс S&P оказывались не больше, чем один к четырём. А учитывая выплату различных налогов и сборов, шансов на успех практически не оставалось. Наиболее печальной вещью являлся тот факт, что все эти вероятности вполне подтверждались путем математических расчётов: это наглядно нам продемонстрировал лауреат Нобелевской премии Билл Шарп.

Таким образом уже в 1994 году, что было за год до моего перехода в журнал Money, я прекратил сопротивляться и наконец-таки решился инвестировать в индексный фонд Vanguard 500. После этого мной ежемесячно добавлялось всё больше средств на счёт, о чём я никогда в дальнейшем не жалел. (При гипотетической ситуации, в которой я должен был снова выбирать индексный фонд, я вложил бы деньги в Vanguard Total Stock Market Index, отслеживающий обширный Wilshire 5000. Но в то время фонд только появился, а при переходе туда сегодня мне придется выплачивать большой налог на прибыль от капитала).

На данный момент я еще имею доли в нескольких активных фондах, которые владеют международными активами (куплены они мной были еще до того момента, когда Vanguard начал запускать собственные фонды, основанные на международных фондовых индексах), облигационных фондах, и к тому же планирую в соответствии с 401(k) приобрести большое количество акций AOL. * Однако к настоящему времени у меня нет ни одного не индексного фонда акций Соединенных Штатов, и на протяжении уже многих лет я не практикую торговлю акциями. И это хорошо.

Основное преимущество индексных фондов состоит в полном избавлении для их обладателей от необходимости беспокоиться о будущем своих активов. Фонды дают вам возможность говорить “я не знаю, и мне всё равно”.

Есть ли шанс у акций стоимости превзойти в перспективе акции компаний, на которые возлагают большие надежды в будущем? Я не знаю, и мне всё равно – приобретенные мною индексные фонды имеет в своих активах акции и первого, и второго типа. Могут ли акции медицинского сектора стать лидерами роста в двадцатилетней перспективе? Я не знаю, и это меня не беспокоит – они также куплены моим фондом. Кто может стать будущим Microsoft? Я не знаю, и не думаю об этом – при достижении достаточного веса и инвестиционной привлекательности мой фонд купит такие компании, и я извлеку из них прибыль.

Владение фондом, ориентированным на индекс, подобно автопилоту: вы извлекаете для себя то, что рынок может вам предоставить, и ни копейкой меньше или больше. Индексный фонд позволил мне сказать те заветные семь слов, дав мне свободу от гнетущего чувства необходимости предсказывать будущее рынка. Это освобождение позволяет уделять больше времени и мозговой активности более существенным делам в повседневной жизни, например игре со своими детьми и работе в саду.

* Примечание (обновление на момент 2015 года): Я имел в активе AOL (в форме опционных договоров) только из-за того, что получил их как компенсацию по причине слияния AOL и Time Warner в 2000 году. При первой же возможности я начал уменьшать свою позицию в AOL.

Источник: https://money.cnn.com/2001/08/29/investing/Zweig/